Молитвенный пламень этого псалма через тысячи лет с прежней силою зажигает душу. Вот настоящая конкретная
религиозная этика, и перед лицом ее с какою силой чувствуется убожество и безвкусие автономно-этических построений, — этики, притязающей быть религией или желающей обойтись совсем помимо религии. Псалмопевец обличает Канта.
Неточные совпадения
Впрочем, это делается не столько ради придания
религиозного букета
этике, сколько ради нейтрализации религии.
Свободное от
этики, искусство по своему духу, по своему внутреннему пафосу подлежит суду только мистическому и
религиозному.
Остается вопрос: какова же
религиозная природа этой общественности, в которой
этика видит лишь материал для долга, косный и непросветленный объект для применения категорического императива?
Следует прежде всего заметить, что говорить еще о религии вдобавок к
этике, которая сама себе довлеет, — прибегать к
религиозной санкции там, где этическая вполне достаточна, представляется как будто излишним.
Положительная же ориентация христианства в вопросах общественности исчерпывается началами
этики, между тем одна только
этика отнюдь не выражает собой
религиозного понимания вопроса (как геометрия, имеющая дело только с формою, не удовлетворяет потребности в целостном познании тела).
В этой подмене религии
этикой кроется коварный умысел
религиозного имманентизма, именно скрытое отрицание религии.
И это потому, что он не видел в религии самостоятельной области духа, и не считал
религиозного сознания совершенно особой, самобытной стихией сознания вообще, но рассматривал религию исключительно в плоскости
этики, считая ее как бы музыкой морали и, пожалуй, ее восполнением.
Разрешение
религиозной проблемы в плоскости одной только
этики означало бы лишь бессилие перед нею.
Разумеется, для человечества, насколько оно живет в плоскости ума, а следовательно, до известной степени обречено на науку и философию, должна иметь силу
этика ума, существует обязанность логической честности, борьбы с умственной ленью, добросовестного преодоления преодолимых трудностей, но религиозно перед человеком ставится еще высшая задача — подняться над умом, стать выше ума, и именно этот путь указуют люди христианского,
религиозного подвига [На основании сказанного определяется и наш ответ на вопрос о «преображении разума», поставленный кн.
Для
религиозной и для философской
этики вопрос о страдании и избавлении от страдания всегда стоял в центре.
Фарисейство, т. е.
этика закона, беспощадно осуждается в Евангелии, потому что оно не нуждается в Спасителе и спасении, как нуждаются мытари и грешники, потому что если бы последняя
религиозная и нравственная правда была на стороне фарисеев, то искупление было бы не нужно.
В первоистоках
этики закона лежит
религиозный страх, страх почти животный, который потом сублимируется.
Религиозный образ законнической
этики дан в фарисействе.
Этика закона существует не только как
этика религиозная и социальная.
Это не есть вопрос политики, это — вопрос народной
этики, вопрос
религиозной совести народа.